Похоже, во МХАТе имени Чехова попали в «десятку», обратившись к пьесе Александра Островского «Последняя жертва»: билеты на этот спектакль распроданы на месяц вперед. Певец Замоскворечья со своими оборотистыми купцами отлично вписался в нашу рыночную действительность, где деньги являются мерилом всего, а жертвенная любовь считается чуть ли не роскошью, поскольку это могут позволить себе лишь слишком богатые женщины. Не могу сказать, что режиссер Юрий Еремин решил потрафить «новым русским», сделав ключевой фигурой спектакля богатого купца Флора Федулыча, а не молодую вдову Тугину. Но ведь это он пришел ей на помощь, когда любовник промотал все ее состояние, значит, ему и карты в руки, он герой. Конечно, господин Прибытков воспользовался безвыходным положением обманутой женщины, предложив выйти за него замуж, так ведь и этому есть свое оправдание — его давняя любовь к ней. Еремин знал, что делал, когда назначал на эту роль Олега Табакова, ибо обаяние этого артиста безмерно, и поэтому его герою хочется верить, как бы мы плохо ни относились к современным олигархам. Еще режиссер понимал, что если хрупкую Юлию сыграет Марина Зудина, это будет беспроигрышный вариант, потому что Табаков невольно станет защищать свою жену на сцене, помогать ей, и поэтому возникнет та самая подлинность чувств, выше которой уже не прыгнешь. Тонкий режиссерский расчет сполна оправдал себя. Как только Табаков (под аплодисменты зрителей) появляется в доме Тугиной и на правах дальнего родственника начинает спрашивать о делах, с первых минут становится понятно, насколько он неравнодушен к этой особе. И она тоже чувствует это, но делает вид, что не замечает, хотя тревожно, ой, как тревожно ей? Когда же наконец является долгожданный любовник — ничего, кроме дежурных объятий не происходит, ибо внутренне Дульчин пуст: ему бы только заполучить нужную сумму денег и быстренько бежать туда, где карты, развлечения, вино, женщины. Ну скажите, чем не водевильный сюжет, поскольку и при Островском, и теперь таких альфонсов пруд пруди. Ситуация, может быть, и водевильная, только ведь Юлия думает, что любима по-настоящему и ради этого готова на любую жертву ради возлюбленного, даже встать на колени перед Флором Федулычем, чтобы он ей одолжил нужные 6 тысяч рублей. А это уже серьезно! Таким образом, в этом любовном треугольнике самая незавидная роль у добытчика богатых невест Дульчина (Сергей Колесников). Внешне он, конечно, хорош собой и одет по последней моде, но есть в его манере поведения что-то плебейское, прогибающееся, поэтому молодой красавец явно проигрывает немолодому, но достойному во всех смыслах Прибыткову. Одним словом, Еремин, не слишком мудрствуя, возвел его на пьедестал (благо Олег Павлович и сам находится там в своем театре), а по левую руку от него поставил голубую героиню Тугину. Всех же остальных персонажей режиссер превратил в мелких людишек, благо они того заслуживают. Это действительно смешно, когда его племянник Лавр Прибытков (Валерий Хлевинский) без гроша в кармане, надуваясь как пузырь, делает вид, что богат, а сам потихоньку приглядывает богатого женишка для своей дурехи-дочери (Дарья Юрская). Общая картина купеческой Москвы была бы неполной, если бы в конце первого акта на сцене не появились гуляющие с размахом русские миллионщики. Заранее предупреждаю тех, кто не видел спектакль: в этих жанровых картинках, поставленных с опереточным размахом, вы не увидите купцов с окладистыми бородками и необъятных размеров кустодиевских купчих. Скорее, это деловые люди эпохи модерна: холеные, надушенные, с туго накрахмаленными воротничками. Дамы и вовсе разгуливают в нарядах «от кутюр». Это совершенно новая поросль российских предпринимателей-меценатов, благодаря которым и было выстроено здание Художественного театра. Собравшиеся здесь господа хоть и держат ухо востро, чтобы никто не проник в коммерческие тайны, умеют ценить прекрасное: слушают граммофон с ариями известных певцов и даже смотрят синематограф. Самое интересное заключается в том, что режиссер не слишком тиранил артистов своими четко выверенными композициями, предоставив им полную свободу передвижения по сцене. Исполнители распределялись в пространстве так, как им подсказывало их внутреннее чутье. В этой спонтанной импровизации было столько естественности, что казалось, события развиваются сами по себе, без указующего режиссерского перста. Не потому ли в финале спектакля, когда под чарующие звуки вальса стал падать большими белыми хлопьями снег, а на дальнем экране возникли проекции старых видов Москвы, то зрителям показалось, что стерлась грань времен и рядом с ними в зале сидит Островский. Наверное, он все-таки предвидел, что в России вновь возродится предпринимательский дух, появится новое купечество и все вернется на круги своя.
