Начиная с сегодняшнего дня и в течение как минимум целого месяца, средства массовой информации будут уделять повышенное внимание персоне Олега Табакова. Публике лучше сразу примириться с этой неизбежной перспективой. Открытие сезона в «Табакерке» и премьера «Любовных писем» — всего лишь вступление, увертюра, ну в лучшем случае первый акт. На коду пойдем ближе к концу сентября, когда «Палыч» впервые соберет в качестве нового худрука труппу чеховского МХАТа и даст добро (или не даст такового, что, впрочем, маловероятно) на выпуск «Сирано де Бержерака», завершавшегося уже без Олега Николаевича Ефремова. Сюжетные линии второго плана развернутся вокруг выхода двух книг — об актерах табаковского «подвала» (издательство «Центрполиграф») и самого Табакова (Золотая серия фонда «Триумф»). Легкий жизнерадостный финал обещает быть сыгран 9 октября на сцене театра «Современник» — там пройдет запоздалое юбилейное чествование.
«Будьте строже к себе»
Как заметил сам худрук, встреченный овациями на сборе своей «подвальной» труппы, «это уже попахивает культом личности».
Первый в сезоне общий сбор в «Табакерке» обычно трубят весело, с прибаутками и сюрпризами. На сей раз в качестве сюрприза выступили хоть и маленькие, зато настоящие золотые и серебряные памятные знаки — ветеранам, «предусмотрительно влившимся в штат театра» 15 и 10 лет назад соответственно. В числе золотых медалистов оказались Михаил Хомяков, Евдокия Германова, Марина Зудина, Сергей Беляев, Александр Мохов, Андрей Смоляков. Серебро получили Ольга Блок-Миримская, Алексей Золотницкий, Евгений Миронов, мама Евгения Миронова (билетер) и художник Александр Боровский, которому в честь 40-летия вдобавок выкатили на сцену новенькую газонокосилку. Таким образом, подарками и лаской был охвачен практически весь нынешний костяк труппы, те, на ком реально держится репертуар (исключая, конечно, родственников).
Серебро выплавлялось с расчетом на Владимира Машкова, прибывшего-таки на историческую родину — ровнехонько к широкой премьере кинополотна «Русский бунт». Однако на сборе труппы он отсутствовал, потому вопросами дальнейшей судьбы этого великолепного актера в своей альма-матер, а также подробностями и результатами затянувшегося голливудского бунта Владимира Машкова — бунта, наверное, далеко не бессмысленного, но достаточно беспощадного по отношению к родному театру — «Новые Известия» займутся в ближайшее же время, особо и пристрастно.
Ежегодную тронную речь Олега Табакова выгодно отличает отсутствие социальной патетики. В нынешнем году практически каждый сбор труппы включает отдельный спич о подлодке, башне и Пушкинской площади. Табаков не упоминал о них вообще. Не по причине цинизма, а по причине профессионализма. Он знает, что бардаку в бездарной стране можно противостоять только талантом и работой. И говорит поэтому всякий раз только о работе и таланте, ибо темы эти неисчерпаемы и не нуждаются в подпорках из пустого, к делу не относящегося пафоса. Сосредоточенно обкусывая ноготь, отбросив милый шутейный тон, Табаков в двух словах обозначил главную опасность, подстерегающую вроде бы благополучный во всех отношениях театр: «Инерция успеха». Святые слова — что есть, то есть. Временами на этой самой инерции основательно прокатывается та или иная «табакерковская» премьера. «Будьте строже к себе», — призвал худрук. Пройдет чуть больше двух недель, и на сборе уже частично сокращенной мхатовской труппы ему придется вести еще более нелицеприятную речь об инерции неуспеха. Что он сможет сказать актерам МХАТа? Вероятно: «Будьте строже к себе»…
Эпистолярная трагедия
Итак, «Табакерка», «сильно потратившись на медали и букеты», начала новый, 15-й сезон сразу на двух площадках. Сцена филиала «Маяковки» на Сретенке приняла официальную премьеру «Любовных писем» — Табаков в дуэте с Ольгой Яковлевой, пьеса американского драматурга Альберта Гурнея, постановка Евгения Каменьковича, сценография Александра Боровского.
Два часа без антракта. История о любви, целиком ушедшей в слова. Наверное, надо пережить однажды такую ситуацию, чтобы в полной мере оценить ее кладбищенский юмор. Любовь, выражаемая исключительно на словах, не перестает быть любовью, но отдаляется от реальной жизни, как корабль, покидающий причал. Двум хорошим людям — девочке и мальчику — не хватило какого-то главного усилия, чтобы вытянуть свое чувство в материальный мир. Или, напротив, усилие оказалось столь мощным, что сразу вывело спутник их любви на околоземную орбиту, в разреженные слои атмосферы, ближе к садам Эдема. А сами они остались на земле. Где обоим чертовски плохо. Потому что, как поется в одной современной песенке, «вместе невозможно и врозь никак».
Мальчик и девочка достаются нам, зрителям, в довольно потрепанном жизнью виде, однако сущность от этого не меняется. И Яковлева, и Табаков — большие мастера обаятельного инфантилизма. Цивилизованным, воспитанным детям дома объяснили, как это важно — писать письма, как это полезно — писать письма, как расширяются Лексикон и кругозор в процессе писания писем… Вот они и пишут. Бред. Кошмар. Свидание Ромео и Джульетты не на балконе, а в Интернете, Кстати, сейчас такую любовь назвали бы виртуальной.
Школа, лыжи, бассейн, хоккей, поездки на море, визиты к врачу, развод родителей… Жестокие игры маленькой женщины. Застенчивая настойчивость мальчишки. Он задает ей столько вопросов, что она вынуждена отвечать, как на референдуме: да, да, нет, да… Первая ревность. Первое представление о предательстве. Сумбурные обвинения, такие же извинения. Первые рискованные шутки и не вполне целомудренные признания. Встречи все реже, письма все чаще. Пропасть ширится.
Они взрослеют на наших глазах, если можно, конечно, так выразиться, поскольку точнее будет сказать — в наших ушах. Скитания, свойственные взрослой жизни, прибавляют работы почтовым ведомствам. Здравствуй из Гонконга, прощай из Флоренции, счастливого Рождества из десятка не совпадающих в пространстве точек. Письма плывут по одному руслу, жизнь течет по другому.
У нее замужество без любви, первенец, ребенок «номер два», занятия живописью.
У него смерть отца, Гарвард, мысли о политике.
У нее развод, у него роман. Они не совпадают не только в пространстве, но и во времени.
У него семья, карьера, обычные проблемы с сыновьями.
У нее выставки и наследственный алкоголизм.
У него сенаторство, у нее случайные попутчики в постели.
Они уже давно не люди, а тени людей, живущих по-настоящему только в письмах.
Она умирает, а он не знает, как дальше существовать без нее.
Совсем простая история.
Кроме писем, у них было несколько ночей. Весь любовный барыш — после почти полувекового ожидания. И уже осторожно заводилась речь о разводе — ночи оказались слишком хороши, но… Жена, дети, товарищи по партии, скандал в желтой прессе, на носу выборы… Хорошие мальчики тоже бывают трусливыми. Не переставая при этом быть хорошими.
Счастливого Рождества, прими мои поздравления, прими мои соболезнования, счастливого Нового года, как ты? Где ты?.. — это все, что от них осталось. Двум чересчур воспитанным детям недостало смелости крикнуть: «Мы теряем друг друга!», как кричат в операционной, потому что своевременным повышением голоса тоже можно повернуть обстоятельства вспять.
Я не знаю, хорошо ли играют Табаков и Яковлева. Не успела заметить, не хватило времени оценить. В равной степени теряюсь с произнесением умных слов о режиссуре Каменьковича. Девочке принадлежит левая часть сцены, мальчику — правая. Актеры ни разу не приближаются друг к другу и впервые берутся за руки лишь на поклонах. Она — гибкая и вертлявая, как обезьянка, он - смешной, пухлощекий, в бейсболке и с трубкой. Зал попеременно обволакивается то сигаретным дымом, то ароматом хорошего табака. Вот и все «художественное» решение". Я знаю только, что «Любовные письма» — великолепная пьеса, и из нее получился щемящий, нежный и безнадежный спектакль. Желательно иметь в сумочке валидол и носовой платок — на «Любовных письмах» начинает болеть сердце. Вдумайтесь: масса людей, от природы не способных понять, что такое любовь, живут долго и счастливо, рожают детей, строят дома, ходят в гости. А двое, наделенных этим редчайшим талантом — любить, проигрывают свою жизнь бездарно и бездумно. Так не должно быть, не должно, не должно!.. — но бывает, к сожалению, на каждом шагу.
