Кристоф Функе, Der Tagesspiegel. Berlin, 18.10.2002
Пьеса как кошмар. Уже в 1907 г. Максим Горький в своей четырехактной драме предвидит развитие событий столетия, которое едва оставляет шанс хорошему в человеке. На сцене показана история одной семьи, которая скрывает внутри себя политическое взрывчатое вещество. Коломийцев, отправленный в отставку с должности полицмейстера, подавляющий жену и детей. Дом — это зеркало общества, протестующего против подавления, коррупции и убийств. Однако, каждое проявленное в открытую чувство извращается сразу после его возникновения. Горький описывает финал, который еще в самом начале. Этот тусклый взгляд в будущее пророчит также неудачу надеждам, связанным с революцией 1917 г. «Такая страшная жизнь и смерть в конце ее? за что?»
Этим вопросом заканчивается спектакль, и самое важное здесь, как понимать этот вопрос. Если рассматривать его с точки зрения истории одной семьи, то речь идет о потрясениях и передрягах в семейном кругу, отцов, матерей, детей и родственников. Если же с политической, то судьбы Коломийцевых сразу же возникают в историческом взаимодействии. Адольф Шапиро, режиссер инсценировки в театре Табакова, показывает средний путь.
Следуя традиции русского реалистического театра, он демонстрирует образы героев только в диалогах. При этом он позволяет исполнителям проявлять полностью свои чувства, переводя их в звучащие жалобы или сжатую немоту. Шапиро показывает людей, пребывающих в беспокойстве и нервозности. Отчетливее всего это проявляется у протагониста Олега Табакова. На него, этого великого актера, запомнившегося по фильму «Гори, гори, моя звезда» и был поставлен спектакль.
Он не демонстрирует откровенно кровожадного полицейского. Он демонстрирует ложное отцовство, тщеславного игрока. Этот седовласый человек с заметным животом — трусливый тиран, который демонстрирует великолепные ужимки раболепной покорности, думая при этом исключительно о себе, при этом актер делает это пленительно. Табаков в роли Коломийцева так добросердечен, что мрачное в его поведении начинает исчезать. Шапиро указывает на внутреннее противоречие, то, как соблазнительно искусство власть имущих. И здесь тоже можно увидеть политический подтекст.
Ансамбль, окружающий Табакова, демонстрирует различные достижения с преобладанием сильных порывов чувств. В набитом тысячью предметами, тем не менее, открытом помещении (Март Китаев) «живут» исполнители как в затхлом пространстве. Военный оркестр подбрасывает ироничный комментарий. И все же, представление остается в рамках личного и политического, не позволяет оставить в забвении эмоциональный театр.
