СЕРГЕЙ БЕЛЯЕВ: «Не люблю репетировать, люблю играть»
Светлана Полякова, Культура, 28.06.2006
В Московском театре-студии под руководством Олега Табакова нет актеров второго плана. Там каждый — солист, и такое служение театру почти не оставляет возможности мелькать на киноэкране перед широкой аудиторией. Но зрители Табакерки много лет преданы своим кумирам, одним из которых является Сергей БЕЛЯЕВ, за двадцать лет сыгравший на этой сцене не один десяток ролей.
— Cергей, насколько я знаю, вы - москвич, а значит, у вас уже с детства была возможность ходить по театрам. Ходили?
— В основном в кукольный. На Бауманской площади. Он находился рядом с моим домом. А позже ходил в бывший Центральный детский театр, ныне РАМТ. Наверное, тогда я и полюбил искусство.
— На каком спектакле? Что-нибудь про зайчика?
— На более взрослом этапе. На спектакле «Сказка о четырех близнецах», где блистала молоденькая Ирина Муравьева. Я его смотрел раз десять — из-за Муравьевой и музыки Рыбникова. Из более раннего помню ужасный триллер «Два клена» в ТЮЗе — мы, бедные детки, очень пугались. Кроме того, раньше спектакли показывали по телевизору, и я влюбился в вахтанговскую «Принцессу Турандот» с Юлией Борисовой. Мне тогда было лет одиннадцать — двенадцать. Позже поступил в театральную студию ДК Русакова (там, где сейчас Театр Виктюка). Будучи натурой артистической (не знаю, откуда это во мне взялось), учась в школе, плохо себя вел исключительно из-за желания доставить окружающим радость — любым способом.
— То есть ломать голову над выбором профессии вам не пришлось?
— Профессия актера — не пыльная, а кроме того, как говорит про себя Олег Табаков, я просто ничего другого не умею делать хорошо.
— А говорят, что вы песню написали — «Мне осталась одна забава…», которую Малинин исполняет, и, наверное, не одну.
— Штук пятьдесят написал. Это давно было, исключительно чтобы девушек поражать. Только музыку, стихи я плохо пишу.
— В конкурсах актерской песни не участвовали?
— Зачем? А судьи — кто? Когда был начинающим актером, с покойным Сергеем Шкаликовым пели на Арбате. Мы за сорок минут зарабатывали девяносто рублей (а актерская зарплата была 120). Тут же проедали их в ресторане и снова выходили петь на Арбат.
— Эта композиторская деятельность продолжается всю жизнь?
— Нет, она закончилась, когда закончились девушки — в том смысле, что я женился. Правда, я писал песенки для программы «Чудо-сказка» на канале «Культура», мы с дочерью записали двадцать три передачи.
— Как складывалась карьера после окончания института?
— Мне посчастливилось учиться на втором курсе, набранном Олегом Павловичем (вместе с Сашей Моховым, Мариной Зудиной, Лешей Серебряковым, Дусей Германовой…), и практически со второго года обучения мы начали делать спектакли — «Жаворонок», где я играл вторую по значимости роль, и «Полоумный Журден».
— То есть этапа «кушать подано» вы благополучно избежали?
— «Кушать подано» у меня не было даже в Щепкинском училище (куда изначально поступил), когда мы - студенты — играли на сцене Малого в массовке. Я сразу играл роль со словами — фашиста, который убивал из автомата персонажа Юрия Соломина в спектакле «Берег». В то время как мои сокурсники просто бегали по сцене, моя роль даже значилась в программке как «Бородатый ефрейтор войск СС».
— А отчего вы ушли из Щепки к Табакову?
— История была смешная. Я учился у Царева, и мне, а также Леше Серебрякову и Сергею Шкаликову поставили пятерки по мастерству актера. И сказали, что оставшиеся два года мы будем играть второстепенные роли, поскольку теперь будут подтягивать других. Так преподнес мне информацию Леша Серебряков, который затеял эту авантюру с переходом. Мы подстраховались и перешли в подвал к Табакову (нас, отличников, лишили летней стипендии — Олег Павлович сразу компенсировал нам ее наличными). Конечно, в «подвале» понравилось — нас здесь сразу взяли в спектакли.
— Сергей, когда вы выбирали профессию, в каких ролях себя видели? Мечтали о персонажах, способных поразить воображение барышень, для которых писали песни?
— Это — другое совершенно. Я пел всегда с закрытыми глазами. Старался артистически выразить то, что понаписал на стихи Мандельштама или Верлена. Это было такое откровение, что неловко было смотреть. На сцене это проще. А когда глаза в глаза… Образ, который я создавал в музыке своей, — приятный, красивый молодой человек, с хорошей фигурой, чему я не соответствую…
— А что вам нравится играть?
— Всегда нравится играть интересное для зрителя. В принципе, я знаю, что я - шут гороховый.
— Но вот в спектакле «Когда я умирала» вы потрясающе играете очень страшный и хорошо узнаваемый образ.
— Нет, он - милый. Я же не вижу его со стороны и того, что он страшный, не чувствую. Хотя слышу, что про него говорят другие. Но я их всех люблю — своих чудовищ! И никогда не думаю о них плохо.
— А есть любимый персонаж из самостоятельно «рожденных»?
— Был такой великий русский спектакль «Смертельный номер», который поставил Володя Машков. Первый спектакль, в котором я перестал говорить низким баритоном и играть разных солидных дядек. (Первые лет пять в театре Табакова я ходил с бородой, которую отрастил еще для роли епископа в спектакле «Жаворонок», чтобы скрыть свое моложавое лицо. Пока в театр не пришел некий Машков и не заставил меня ее сбрить. До него считалось, что мне не идет говорить высоким голосом.) Люблю «№ 13» и «Страсти по Бумбарашу». Но в этих спектаклях мой персонаж был придуман Машковым. А если говорить об актерском «достижении», то это — роль Лебедева в «Идиоте», которую я целиком придумал сам.
— А поете вы каким голосом?
— У меня большой диапазон. Меня даже, к моему ужасу, хотели сдать в Театр Н. Сац. Преподаватель по вокалу обнаружил у меня баритон. А вообще, мои музыкальные способности никогда не использовались в театре.
— Сергей, почему у вас не очень складываются отношения с кинематографом? Я вас видела всего в одном сериале — «Полный вперед».
— Думаю, через полгода можно будет увидеть в десяти. Хотя нельзя об этом говорить, в театре не разрешают этим заниматься. Я, скажем, снялся в трогательной роли в сериале, который снимает Саша Мохов; правда это было недолго — меня там убивает герой другого Беляева — Юрия (я очень рад встрече). Громкие режиссеры и знаменитые проекты, такие, как «Адъютанты любви» или «Не родись красивой», меня минуют. Я не стану светиться на «Первом канале» с фразой: «Разогрей мне голубцы!»
— А в большом кино?
— В фильме «Папа» — там в титрах указано: работа с актерами — Сергей Беляев; это я.
— В кино протекционизм невозможен?!
— Ну разве только в отношении женщин. Мой самый близкий друг и учитель — Володя Машков; разве он меня не снял бы, если бы возможно было это сделать просто по дружбе? А за кого-то просить — опасно, вдруг подведет.
— А вы способны подвести?
— Я - нет! Я никогда никуда не опаздываю. Я - очень надежный! В кино такая категория актеров — на вес золота.
— Это потому, что вы такой безотказный и безупречный?
— Ну, может быть, еще и доля таланта во мне какая-то есть. Я вот тут себя увидел недавно на экране, во время озвучки, — а ничего! Хотя смотреть на себя ненавижу.
— Как вы подружились с Машковым?
— Он поступил позже меня. И в первый раз он подошел ко мне, глядя снизу вверх, спросил, не согласился бы я сыграть в его спектакле «Звездный час по местному времени». Я сказал: «Почему нет?» Перед следующим его спектаклем он подошел ко мне и сказал уже сверху вниз: «Будешь у меня Гаврилой в „Бумбараше“!» И потом я играл во всех его спектаклях, кроме «Трехгрошовой оперы».
— Приходят ли вам в голову сомнения по поводу того, что вам не то дают играть или не все, на что вы способны?
— Такого, чтобы в распределении я был записан Полонием, а хотел сыграть Гамлета, сроду не было! Я не люблю играть главные роли. Предпочитаю эпизодические.
— Как складываются ваши отношения с режиссерами? Насколько вы им доверяете?
— Полностью доверяю — если мне не дают повода в чем-то усомниться. Я не могу болтать по поводу роли. Самые счастливые моменты, когда режиссера как будто нет на сцене, когда понимаешь с полуслова, когда он способен едва уловимым жестом указать направление, а когда я «еду» не туда — просто сказать «стоп», и я «возвращаюсь». Полное ощущение, что я все делаю сам. Это как музыка в спектакле: если ее не слышно, значит, она хорошая.
— Как вы думаете, режиссерам с вами легко?
— Да! Я выполняю их распоряжения. Но могу и схитрить. Не факт, что я играю так, как требовал Карбаускис, не факт! Чего он хотел — я не понимал. Хотя вообще-то репетировать не люблю. Люблю играть. Но бывают и репетиции-праздники. Скажем, все, кто репетировал у Машкова, вспоминают их как счастливые моменты.
— Я недавно посмотрела спектакль «Искусство», который уже восемь лет идет на сцене Табакерки. Была приятно удивлена довольно молодой аудиторией, наполовину состоящей из совсем юных барышень, явных фанаток. В спектакле нет эпизодических ролей, есть три главные, и из них самая главная — ваша.
— Она — не самая главная, но, наверное, самая яркая. Когда демократичный режиссер Е. Каменькович спросил, кто кого хочет играть, я назвал эту роль. Странно, что я ее получил. Хотя когда-то была идея периодически меняться ролями.
— Вам приходилось играть героя-любовника?
— Никогда в жизни!
— А хотелось бы?
— Может быть, Сирано де Бержерака.
— Расскажите, как мужчина-актер умудряется заплакать на сцене?
— Очень легко! Дрожащий подбородок, брови домиком, срывающийся голос. Но если обязательно надо, чтобы слезы потекли, вспоминаю чаще что-нибудь прекрасное из жизни: «Как было хорошо!» — слезы умиления. Когда мы с Женей Мироновым поем «Ходят кони над рекою» и Женя плачет, то даже когда я этого не вижу — чувствую. Мы играем этот спектакль только на большой сцене, можно симулировать, но когда видишь Женьку — чистого артиста, гениального! — можно зареветь заразясь.
— Cовпала ли ваша жизнь в профессии с тем, как вы ее себе представляли, когда шли в актеры?
— Думаю, что да. Когда я пошел в артисты, я, по ощущениям, ничем не отличался от себя сегодняшнего. Может, только здоровье было получше. Мне сейчас опять мало лет, мне по-прежнему 22, я все так же наивен и легкомыслен.
— Но в молодости, как правило, люди имеют более романтичное представление о любой профессии. ..
— На протяжении двадцати с лишним лет в театре я не хотел играть Гамлета. А Полония я хотел сыграть и тогда, и хочу сейчас. Но мне никто не дает. Оглядываясь назад, могу констатировать, что у меня всегда были очень хорошие роли. Я ничего другого не хочу. Я доволен своей актерской судьбой.
— А режиссеры, у которых хотелось бы сняться?
— Вот у Никиты Михалкова я бы сыграл даже мясорубку. Помню, когда мне впервые исполнилось двадцать два года, я был ошарашен его «Обломовым» и игрой Олега Табакова. А вот у Германа сниматься шесть лет подряд не хочу. Мне все еще двадцать два года, я юный и нетерпеливый.
