Артисты труппы

Артисты, занятые в спектаклях МХТ

Отдых в деревне

Алиса Литвинова, Проект «Молодые критики о Художественном театре», 18.01.2024
Режиссер Егор Перегудов предпочитает работать с классикой. «Месяц в деревне» Тургенева — логичное продолжение давно выбранной линии, тем более, что пьеса отлично подходит для дебюта на сцене МХТ: Тургенев во многом похож на Чехова, вернее, в силу возраста, наоборот, Чехов на Тургенева. Неторопливое действие, поэтизированная повседневность, бесконечные подтексты и рефлексия, символизм деталей, подробно прописанные ремарки: цветовые, световые и звуковые партитуры, которые делают атмосферу одним из главных выразительных средств. Кроме того, в прошлый раз эта пьеса появилась в репертуаре в постановке Константина Станиславского, что лишь подтверждает ее близость генетическому коду театра.

Зал Московского Художественного исторически воспринимался скорее как камерный, особенно по сравнению с имперски распахнутой сценой Александринского театра. Чеховская «Чайка» провалилась в Петербурге и прошла с успехом в Москве, конечно, из-за отличающихся художественных подходов, но и разность в масштабах сыграла роль — камерность театра позволяет органичнее говорить о частной и интимной жизни. Портал МХТ имени А. П. Чехова до сих пор исторического размера, а вот сцена за время реконструкций стала значительно больше. На «Месяце в деревне» выяснилось, что она просто гигантская. Художник Владимир Арефьев распахнул ее во всю глубину и от кулисы до кулисы засыпал тяжелым пахучим сеном. Когда занавес впервые открывается, над полем сухой травы стелется утренний полупрозрачный туман, окутывая героев и дружелюбно впуская их, гостей из города, приехавших подлечить нервы, в деревенский мир. Дымку быстро прибивает дождь, который так и не закончится за четыре часа сценического времени. Ливню, идущему с театральных небес, иногда приходят на смену редкие, ритмично постукивающие капли, иногда — водная пыль, которая, отражая выставленный Дамиром Исмагиловым свет, превращается в жидкое золото, буквально льющееся на героев. А потом вдруг дождь вновь набирает силу. Сено, намокая, начинает преть, через край рампы выплескивается в зал его сладковатый запах.

Природная стихия задала спектаклю медленный ритм и превратила пространство в эпическое: фигуры актеров даже на авансцене кажутся крохотными, несоразмерными огромному миру вокруг. Чтобы добраться друг до друга им приходится бежать, поскальзываясь и с трудом пробираясь через завалы высушенной травы; чтобы быть услышанными — кричать, несмотря на петлички.

Тургенев пишет крупные планы персонажей. Едва заметные внутренние процессы иногда проступают сквозь их интеллигентную сдержанность. В спектакле план оказывается максимум средним, и то на долгих монологах, и то, если сидеть в партере. Актерам приходится бороться со сценографией, чтобы не потеряться на ее фоне. Быть психологически точным и передавать нюансы роли, не огрубляя ее, в этом пространстве практически бесполезно, а гротеск и комедийные отыгрыши, которые режиссер предложил в качестве подпорок, упрощают рисунок: артисты быстро становятся заложниками выбранных интонаций и повторяющихся шуток.

Через гэги в театральную ткань проникла пошлость. Главный ее носитель — крестьянка Катя (Мариэтта Волкова), которая забавы ради соблазняет Беляева: нанизывает малину на пальцы и пытается покормить ею студента; красноречиво раздвигает ноги, лежа на столе; намеренно роняет платок и нагибается за ним, выгнув спину; выливает на себя ведро молока, и ее белое платье, намокая, становится полупрозрачным. Единственная функция Кати в спектакле — быть олицетворением штампов о сексапильности. Эту форму чувственности от деревенской жительницы быстро подхватывают и городские гости: Ракитин беззастенчиво целует Наталью Петровну в шею и обнимает с явным намерением облапать, а Беляев в стоге сена занимается с ней сексом (хотя точнее было бы использовать менее литературный аналог).

Спектакль изобилует физиологизмами. Герои пьют кефир, все время что-нибудь жуют — Шпигельский (Павел Ворожцов) еще и разговаривает с набитым ртом — часто целуются, изредка занимаются сексом, а разок даже мочатся — открытым приемом выливают содержимое бутылок в сено. Актеры мокнут, стряхивают с себя сено, мерзнут в прилипающей к телам одежде. Сено и разбрызганное игристое пахнут на весь зал. Обытовленная телесность вторгается в абстрактный мир природы и театральной игры. Внутреннее напряжение героев конвертируется в активные действия — бросание сеном, драки, бег, похоть — и потому рассеивается. Драматизм теряется за шутками и истериками, а взамен ничего не возникает.

Из-за того, что Перегудов сократил и перекраил текст Тургенева, много привычного исчезло. До сценической деревни не доехали четыре персонажа пьесы. Где-то в дороге затерялись рефлексия, внутренние сомнения и нравственные дилеммы: герои импульсивно следуют порывам, иногда удивляясь самим себе, но ни секунды не мешкая. Любовь (и романтическая, и дружеская, и материнская) осталась пылиться на полке вместе с сокращенными фрагментами текста. В спектакле все персонажи — эгоцентрики, они бегут, поскальзываются и кричат, только чтобы рассказать про самих себя или вызнать мучающую их тайну. Нежность к ближнему пропала бесследно.

Разве что Ислаев, которого Александр Усов играет комичным хозяйственником, сохранил в себе способность чувствовать. И потому сцена взрыва, когда он требует ответа у Ракитина про отношения с Натальей Петровной, полна напряжения. Истерики среди сена и дождя — не редкость, но остальные бьются в эмоциональном припадке, потому что их желания не были немедленно удовлетворены; а он — потому что любовь к жене не оправдала себя, и смысл жизни, конечно, был в этой самой любви, а совсем не в хозяйстве.

Наталья Петровна ни мужа, ни любовника (едва ли отношения с Ракитиным можно назвать платоническими) не любит, а спонтанной симпатии к студенту удивляется. Спектакль выстраивается вокруг Ислаевой концентрическими кругами, она двигает сюжет на своих плечах, решая все судьбы, устраивая и отменяя отъезды, раздражаясь и милуя. Она взбалмошная светская кокетка, которая с возрастом стала равнодушна к вниманию мужчин. А тут вдруг подвернулся миловидный Беляев (Кузьма Котрелев). Покорить его значит покорить саму молодость. Наталья Рогожкина хоть и старше своей героини, выглядит прекрасно, так что никому и голову не пришло бы противопоставлять ее Верочке (Надежда Калеганова) через оппозицию старость-молодость, если бы она сама этого не делала. Ислаева страшно завидует юности воспитанницы и студента.

Это решение роли неожиданно роднит «Месяц в деревне» и пьесы Александра Островского, современника Тургенева. Егор Перегудов работал с двумя его текстами, поэтому, возможно, эта связь не так надумана, как кажется на первый взгляд. По точному наблюдению Ольги Федяниной в статье «КоммерсантЪ Weekend», посвященной юбилею классика, у Островского молодость — это беда. Несвобода юных приводит ко всем драмам, заключенным по расчету бракам и неслучившимся свадьбам по любви. А если финал все-таки счастливый, то это, скорее всего, вопреки старшим, а не благодаря. У Натальи Петровны есть такая власть. Ее симпатия к воспитаннице настолько приглушена эгоизмом и завистью, что она легко готова погубить будущее девушки просто из самодурства. Ислаева остро ощущает свой возраст, его недостатки и привелегии. 

Похожий мотив есть в спектакле «Мария Стюарт» Петра Шерешевского (МТЮЗ). Значительно старшая и очень физиологичная Елизавета ненавидит и уничтожает Марию в том числе за молодость, за то, что соперница может ее пережить. Как и английская королева, Наталья Петровна сопротивляется течению времени. Вместо того, чтобы отрефлексировать собственное взросление, они ревностно относятся к младшим и подумывают от них избавиться. Если есть кто-то «милее, румяней и белее», почему бы не воспользоваться имеющейся властью и не остаться самой прекрасной искусственно.

С категорией возраста почти у всех героев сложности. Верочка понимает: чем человек старше, тем он свободнее. Она тоже встроена в характерную для Островского иерархию, и потому хочет казаться взрослее. Ракитин (Эдуард Чекмазов) — мямля без моральных принципов и воли. Он осознает, что нужен Наталье Петровне только пока им легко манипулировать, и играет в поддавки сам с собой, изображая даже большую инфантильность, чем есть на самом деле. Лизавета Богдановна (Анастасия Скорик) чувствует себя старше своих лет из-за несчастий в любви. «Старая дева» — не от слова юность. Этим пользуется хамоватый и молодящийся Шпигельский (Павел Ворожцов), когда зовет ее замуж. Единственный, кроме Ислаева, человек, который ничего из себя не изображает — Большинцов. Александр Семчев играет его глубоким стариком, который все прекрасно про себя понимает. Он мечтает быть другим, молодым и любимым, но осознает, что это неправда. Уязвимость и смирение, которые Семчев позволяет зрителю увидеть сквозь комический рисунок роли, делают эту актерскую работу одной из самых точных, несмотря на небольшой хронометраж. Большинцов — единственный, кто не теряется в огромном пространстве. Он так же медлителен, как мир вокруг, и так же естественен в своей честности. Все остальные шумят и размахивают руками, пытаются в чем-то убедить себя и окружающих. Но поверить им совершенно невозможно.

Впрочем, какая разница, убедительны они или нет? Вязкое течение деревенской жизни не потревожат ни истерически-взнервленные герои, ни их экзальтированные эмоции. Как ни мечутся эти маленькие люди по сцене, спектакль остается неторопливым, мизансцены лениво перетекают одна в другую. Человек в картине мира Перегудова и Арефьева вдруг — и едва ли намеренно — оказывается незначителен, а его эмоциональные порывы — предсказуемы и скучны. Кружева текста и точность чувств теряются в непокоримом стоге сена как иголки, а пьеса Тургенева грубеет и заветривается от свежего воздуха до состояния пасторальной мелодрамы с «России 1».

Оригинал статьи
Пресса
Отдых в деревне, Алиса Литвинова, Проект «Молодые критики о Художественном театре», 18.01.2024
Начните с воды, Полина Куревлева, проект «Молодые критики о Художественном театре», 10.08.2023
Любовь, как стихийное бедствие, Нина Суслович, Камергерский, 3, 20.01.2022
Лена Ясная, Лена Золотая… К 95-летию премьеры «Дней Турбиных», Александра Машукова, Медиацентр МХТ, 5.10.2021
Линия интуиции и чувства, Ольга Егошина, Вопросы театра, 25.07.2021
Черное небо любви, Марина Токарева, Новая газета, 29.01.2021
Месяц неисцелимых, Мария Хализева, Экран и сцена, 14.01.2021
Сырой Тургенев, Марина Шимадина, Театрал, 29.12.2020
На сене и воде, Ольга Федянина, Коммерсантъ, 28.12.2020
В МХТ имени Чехова представили спектакль «Месяц в деревне», видеосюжет телеканала «Культура», 27.12.2020
МХТ им. Чехова представил «Месяц в деревне» Ивана Тургенева, Марина Райкина, Московский комсомолец, 27.12.2020
В МХТ «Месяц в деревне» выдался дождливым, Анастасия Плешакова, Комсомольская правда, 27.12.2020
Актриса Наталья Рогожкина: Мы все обречены быть бывшими, Дарья Пиотровская, Вечерняя Москва, 3.06.2020
Доплывут? / «Дуэль» в МХТ им. А. П. Чехова, Елена Омеличкина, Страстной бульвар, 10, 29.04.2020
Водобоязнь, Юлия Кулагина, Музыкальные сезоны, 7.12.2018
Офелия не умеет плавать, Лариса Каневская, Мнение, 28.11.2018
В МХТ имени Чехова покажут спектакль «Офелия боится воды», видеосюжет телеканала «Культура», 9.11.2018
В МХТ имени Чехова прошел пресс-показ спектакля «Офелия боится воды», видеосюжет Общественного Российского Телевидения, 9.11.2018
«Белая гвардия» добралась до Владивостока, видеосюжет телекомпании ОТВ (Владивосток), 30.06.2014
МХАТ в Севастополе, видеосюжет Независимого Телевидения Севастополя, 29.04.2014
Папино наследство, Виктор Борзенко, Новые известия, 27.01.2011
«Моя дорогая Матильда» на сцене МХТ имени Чехова, видеосюжет телеканала «Культура», 19.11.2010
Готов застрелиться? Всегда готов!, Наталия Каминская, Культура, 17.12.2009
Пиф-паф, Марина Зайонц, Итоги, № 51, 14.12.2009
МХТ на руинах «Иванова», Алла Шендерова, Infox.ru, 8.12.2009
Турбины — первые и последние, Дина Годер, www.russ.ru, 8.04.2004
«Легкий привкус измены», Московский комсомолец, 25.12.2003
Секс в уральском городе., Елена Ямпольская, Русский курьер, 21.11.2003
Премьера с привкусом измены, Светлана Осипова, Московский комсомолец, 14.11.2003
Привидения в Камергерском переулке, Дина Абрамова, Вечерняя Москва, 14.04.2002