МХТ нашел кореньОлег Зинцов, Ведомости, 11.01.2005 Первая театральная премьера 2005 г. оказалась неожиданно злой. Чем дальше заходишь в новый мхатовский «Лес», тем отчетливей чувство брезгливости. В спектакль Кирилла Серебренникова оно заложено сознательно и принципиально.«Лес» — самая переимчивая работа Серебренникова, что совсем не мешает ей быть важнейшим из всего, что за несколько лет суперуспешной московской карьеры сделал этот режиссер. В том, что во мхатовском спектакле то и дело виден четкий немецкий почерк Томаса Остермайера, ничего зазорного нет — Серебренников из тех людей, для кого следить за модой не только естественно, но и необходимо. Действие пьесы Островского в МХТ перенесено на 100 лет вперед. То есть не в «сегодня», как в остермайеровской «Норе», совсем недавно показанной в Москве, а в начало 1970-х, где разворачивалось, например, действие другой постановки Остермайера — «Родня», очень близкой к новому «Лесу» по степени сарказма. В том же времени, кстати, увяз и рижский «Ревизор» Алвиса Херманиса, разыгранный в интерьере советской столовой, из которой, кажется, пришли в «Лес» две тучные кухарки. Почему 1970-е, объяснять почти излишне — для всех трех режиссеров (Остермайера, Херманиса, Серебренникова) это время детства. Но если в спектакле Алвиса Херманиса запах прогорклого масла и жареной картошки вызывал сквозь смех острый приступ жалости и ностальгии, то умиляться «Лесу» можно разве что сдуру. Тут даже фраза «А не удавиться ли мне?» вспыхивает не в рассказе Аркашки Счастливцева, а прямо над сценой — корявыми светящимися буквами. Зажегшись раз, она горит потом почти весь второй акт, как гирлянда на елке. И хорошее настроение не покинет больше вас. Поначалу, впрочем, все выглядит карикатурно, но еще не памфлетно. Интерьер усадьбы помещицы Гурмыжской (Наталья Тенякова) стилизован под советский пансионат. Радиола на авансцене — такая же точная примета эпохи, как собственно лес на фотообоях и песня про Беловежскую пущу. В спектакле ее старательно поет детский хор, приведенный купцом Восьмибратовым (Александр Мохов), сватающим своего сына Петра за бедную родственницу Гурмыжской Аксюшу. Которая уже имеет представление и о том, как модно одеваться, и о том, как себя вести: прикидываться дурой (то топиться, то идти в актрисы) и быть себе на уме. В этом «Лесе» молодые быстро понимают что к чему. Юный приживал Буланов (Юрий Чурсин), которого в финале женит на себе Гурмыжская, подлее, умнее и потому удачливей всех, но Аксюша (Анастасия Скорик) и Петр (Олег Мазуров), гнусавящий под гитару песню Высоцкого, отличаются от него не принципиально. Хорошо бы этот «Лес» был заповедником, но Серебренников не юлит и огорошивает публику грубым памфлетным финалом: заступая в должность мужа, чудесно преобразившийся Алексис Буланов читает инаугурационную речь в узнаваемой президентской манере. Сам по себе трюк в духе Максима Галкина вполне безобиден, и в зале охотно смеются: телеэстрада и впрямь отучает соотносить шутку с контекстом. Между тем Серебренников сделал первый за много лет российский спектакль, в котором последовательно и внятно озвучен обличительный пафос. Не по конкретному, разумеется, адресу —этот «Лес» вообще про то, откуда что выросло. «Лес» Серебренникова — трясина подавленных сексуальных желаний. Тоска вязкой, засасывающей, женской эпохи по властной руке. Соседи превращены для наглядности в старушек-соседок, завистливо обсуждающих молодого хозяйского приживала. Наталья Тенякова бесстрашно играет похоть дряхлеющей Гурмыжской, и даже служанка Улита (Евгения Добровольская) в этом смысле ничуть не уступает хозяйке. В этой питательной среде закомплексованные юнцы логично расцветают, переходя от заискиваний к хамству. Здесь некого спасать, и спасение никому не нужно. Но должен ведь кто-то хоть попытаться? Счастливцев и Несчастливцев, два нищих комедианта, олицетворение актерской вольницы, на любой взгляд, забрели в этот «Лес» совсем из другой эпохи и другого театра. Превосходно отыграв встречу в привокзальном буфете за дюжиной кружек пива, огромный Дмитрий Назаров и юркий Авангард Леонтьев начинают гнуть традиционную линию, представляя своих персонажей ровно так, как принято в среднестатистических постановках пьесы Островского. Все встает на свои места, только когда Назаров-Несчастливцев открывает потертый чемодан, достает оттуда бутафорские белые крылья и дарит их Аксюше. Пьяный ангел, некстати поющий на чужой свадьбе, некстати обличающий, непонятно зачем предлагающий крылья, когда надо-то всего 1000 рублей. С поистине ангельским терпением проповедующий тем, кого уместнее сразу и навсегда послать к черту. | ||
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
