Настойчивая идея Женовача поставить во МХАТе булгаковские «Дни Турбиных» до последнего казалась сомнительной. С одной стороны, конечно же, получается красивое продолжение традиций: легендарный спектакль 1926 года стал в свое время своеобразной «Чайкой» для прославленного второго поколения мхатовцев. Но с другой — что нам теперь белое движение? Тема давным-давно раскрыта и отыграна. Да и талант Женовача далек от масштабных социальных проблем — он тонок, тих, интимен, а тут двадцать пять действующих лиц, полк юнкеров, петлюровцы, массовые сцены, разговоры о судьбе России. Словом, было от чего волноваться.
Но Женовач знал, что делал. Легенды, мифы и историческое прошлое он вежливо оставил на своих местах, то есть далеко позади. Он сделал спектакль не о белом движении, не о русском офицерстве времен Гражданской войны, а о людях, вынужденных жить в эпоху перемен. Когда все привычное, твердое, налаженное сдвигается с места, взрывается и летит ко всем чертям в пропасть. Художник Александр Боровский придумал отличную декорацию — на огромной, открытой всем ветрам сцене сооружен покосившийся, вздыбленный помост с фонарными столбами, объединивший все разнородные булгаковские сцены: дом, ставку гетмана, гимназию, мост. С этой покатой поверхности все и катится в тартарары. Где-то в левом углу составлена турбинская обстановка, съехавшая со своих привычных мест — рояль, кровать, напольные часы, печка-буржуйка. Никакого уюта, о кремовых шторах Лариосик, кузен из Житомира (Александр Семчев), не устает повторять, но их нет. И только абажур все еще висит, нелепо вздернутый на фонарный столб. «Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен», — писал Булгаков в своем романе, его просьбу выполнили. Война вошла в дом Турбиных в самом буквальном смысле этого слова. Открывается занавес, и булгаковские герои сидят за столом в окружении юнкеров, мальчиков в серых шинелях с винтовками в руках, готовых к бою.
Героев спектакля так и тянет описывать одного за другим. Потому что у каждого есть биография, характер, судьба. Но при этом все вместе они составляют тот самый долгожданный ансамбль, бывший некогда гордостью Художественного театра и ставший редкостью в наши времена эстрадной напористости и торопливых режиссерских трюков. Вроде и это у Женовача не должно было получиться — тут странным образом сошлись вместе раскрученные сериальные звезды (Константин Хабенский и Михаил Пореченков), рекламный любимец (Александр Семчев), старые мхатовские актеры (Владимир Кашпур, Виктор Сергачев) и неопытные, юные студенты Школы-студии МХАТ. Но вот ведь — получилось.
И стало ясно, что Александр Семчев не просто обаятельный толстяк с непременной бутылкой пива в руке, но еще и отличный актер. Он играет нежно, трогательно, подробно, не упуская нюансов, смешно и драматично одновременно. И Наталья Рогожкина (Елена), не слишком известная публике мхатовская актриса, оказалась не просто красивой рыжеволосой женщиной с немного манерным, ломким голосом (конечно, все тут же вспомнили фоменковских сестер Кутеповых, они и в самом деле похожи), но и серьезной драматической актрисой. И Никита Зверев, актер «Табакерки», сыгравший здесь Шервинского (в очередь с Анатолием Белым), впервые после окончания фоменковского курса в РАТИ подтвердил, что он хороший актер. Наверняка гораздо более взрослый Анатолий Белый играет совсем по-другому, а у Зверева Шервинский вышел наивным и даже не слишком умным мальчишкой, болтуном и фантазером, покорившим рыжеволосую Прекрасную Даму обаянием и молодецким напором. Михаил Пореченков (Мышлаевский) свою роль любимца публики исполняет безупречно (кто бы сомневался!). Он только выйдет, сверкнет глазом, скажет слово — и все покорены сразу и навсегда. С ролью весельчака, пьянчуги и остроумца Пореченков сливается абсолютно, а вот рассуждения о судьбе России даются ему пока с трудом. Женовач сделал все, чтобы они не звучали пафосно и фальшиво. Слова о том, что и при большевиках Россия останется Россией, звучат у него примерно так, как финальное заклинание чеховских сестер: «Жизнь наша еще не кончена. Будем жить!» Актеру остается только освоить этот их скрытый за «идеологически правильными» (Булгакову обстоятельствами навязанными) словами смысл.
Труднее всех пришлось Константину Хабенскому. Роль Алексея Турбина считается центральной, а между тем в его распоряжении всего две сцены и совсем не так много слов. Кроме того, все знают, как потрясающе играл когда-то эту роль Николай Хмелев. Практически уже никто не видел, но знают все. Еще всем известно, как должен выглядеть русский офицер, на которого Хабенский, конечно же, ничуть не похож. Фигурой не вышел, выправка не та, не офицер, и все тут. Ну да, не офицер, зато он сыграл человека, который подставился под пули потому, что не смог пережить стыда за позорное бегство военного начальства, бросившего мальчиков умирать. Вот спорят сегодня, что такое интеллигентный человек, и пожимают плечами в недоумении: вроде перевелось на Руси это странное племя. А Хабенский-то как раз интеллигента и сыграл, что, согласитесь, гораздо сложнее, чем смотреться настоящим офицером.
Турбина убили, но другие выжили, и жизнь продолжается, несмотря ни на что. Наступает Новый год, петлюровцы уходят, оставляя город победительной Красной армии, идет снег, звезды сияют, пушки не стреляют — какое счастье! Трусливый Тальберг изгнан из семьи, Елена выходит за Шервинского, шампанское льется в бокалы, компания хороших, порядочных, совестливых людей пьет за будущее и абсолютно некстати вдруг дружно затягивает:"Так за царя, за Родину, за веру мы грянем громкое «Ура!». По Женовачу именно это человеческое братство оказалось самым устойчивым в сумасшедшем, сдвинувшемся с места мире.
Сергей Женовач, впервые во МХАТ пришедший, поставил, может быть, самый мхатовский спектакль за все годы перемен в этой труппе. Интересно, что, когда он начал ставить в Малом театре, критики радостно объявили, что театр и режиссер наконец-то нашли друг друга. Что все это означает, кроме того, что Женовач — отличный режиссер? Может быть, то, что ему давно пора осесть в своем собственном доме и начать его обустраивать. Кто бы услышал?
