Режиссеры | Константин Хабенский: Я - эгоист?Дина Радбель, Эгоист generation, № 11, 11.2006 Ключ
Я не человек-монолог и не умею о себе рассказывать. Да и чувство самоиронии не позволяет мне говорить о себе — о том, что я кем-то стал или не стал, благодаря чему так получилось или не получилось.
Если в двух словах — технический специалист из меня не вышел, и я случайно пошел в артисты. Поводом для действия послужила нечаянно брошенная реплика; я не помню лица этого парня, старшекурсника, мы курили в туалете, когда он зашел, посмотрел на меня и ехидно процедил: «Тебе в артисты идти надо». Мне бы обидеться, а я вот отреагировал серьезно…
И сегодня, благодаря очень многим составляющим, продолжаю работать и находиться в профессии. И профессия продолжает быть мне интересной.
Ее тайна — в «наркотической» зависимости от собственных способностей, от умения слушать себя, услышать то, чего еще не слышал… Пошатнуться, содрогнуться или, наоборот, обрадоваться, озариться, что вдруг выскочила та или иная грань. И ты себя обнаруживаешь другим. Слышать себя — это ключ к актерской профессии, это то, что держит. Не быть просто оболочкой чего-то, каких-то внутренних органов, а сознательно прислушиваться — как много в тебе плохого и хорошего…
Какой я есть
Эгоизм начинается в детстве. С маленьких просьб, с капризов, с желания играть до победного. Детский эгоизм потом тянется и тянется, хочется быть стопроцентно главным, значимым, любимым. Это же детское желание. Когда мы играем в космонавтов, врачей, партизан и т. д., мы же в это верим, мы хотим победить, мы знаем, что наш корабль самый прочный… Это все оттуда.
Я вырос и давно ни во что не играю. Драматургией личной жизни не занимаюсь. Уж больно сильно я засел в профессии, не хватает меня на игры в отношения. На самом деле все мы находимся в иллюзии, что сами выбираем: быть ведущими или ведомыми, самостоятельными, авантюрными, хитрыми, что стоит только не захотеть… Я, скорее всего, нахожусь в состоянии спокойного наблюдателя, который, если не ведет какое-то дело сам, наблюдает, как его ведут в какое-то дело. Не заблуждаюсь на данном этапе по поводу собственной значительности и не приписываю себе лидирующей партии. Если бы мне хотелось, чтобы меня видели каким-то таким или другим в жизни, я по глупости начал бы создавать тот или иной образ. Но мне это абсолютно неинтересно — я такой, какой я есть, мне достаточно работы там, там и там… А зритель сам выбирает — нравлюсь или нет.
Боязнь роли
На сцене, в кино — в какой роли я играю себя? Нет таких ролей. Сыграть какую-либо роль на сцене или в кино, чтобы не было никаких зацепочек от твоей личности — это, наверное, и есть сыграть что-то из себя, от себя. Персонаж не твой, но ты делаешь все так, будто ты - он. Я вижу очень много актеров, которые играют себя в разных ролях, — они мне неинтересны. Но они могут быть интересными людьми. Я же не претендую на какую-то интересность в собственной жизни. Моя задача — вытаскивать что-то из персонажей, из ситуации гигантской перегрузки. А так как я человек достаточно спокойный, нехватка эмоций влечет к экспрессивным ролям.
Таким образом, ты - не ты и все равно — ты. Твое тело, кожа, твои сопли, пот и слезы.
Говорят, что самое страшное чувство — зависть. Зависти к себе я не замечаю. Но сам в хорошем смысле слова завистлив. Мне нравится, когда у других что-то получается такое, чего не получается у меня. Это стимул, толчок к дальнейшим действиям. Не в том плане, что хочется позвонить в театр и сказать, что заложена бомба, лишь бы отменили спектакль. Чужой успех вызывает нормальное желание: вперед, у меня все получится!
Честно говоря, я до сих пор боюсь выходить на сцену. Бояться роли — это нормальное состояние. Бояться того, что ты не знаешь, что ты не понимаешь, о чем думает человек, бояться того, что тебе не только недоступны его мысли, его замкнутость, закрытость, но и, наоборот, — его широта, открытость. Боязнь выходить на спектакль, когда ты понимаешь, что впереди тяжелый трехчасовой «бой» и сегодня ты можешь не потянуть всей той эмоции и мысли, которые заложены в роли. Из всего этого состоит профессия. И, чтобы что-то получалось, приходится постоянно вырабатывать волю. При хорошей тренировке, бывает, хватает одной-двух секунд, чтобы преодолеть в себе страх.
Депрессия. Не люблю это слово. Бывают и такие периоды. Как говорил один чеховский герой: «Все очень просто: дело надо делать, господа, дело!» И депрессия вышибается. Но постоянно находиться в работе тоже, господа, ужасно. Это попадание в конвейер, когда ни до чего. Разнообразная работа хотя бы приносит удовлетворение, и, если это еще отмечается теми людьми, для которых ты стараешься, депрессия выбивается окончательно. Да, иногда я чувствую себя рабом профессии. Театр, съемки без конца. Каждый живет так, как выбирает: кто-то купается в море работы, кто-то — в море безделья. Некоторых вполне устраивает выходить один раз в месяц на сцену, а у меня постоянная карусель. В душе я нормальный лентяй с естественным желанием поваляться в постели, но характер у меня солдатский. Живу, как в строю, хотя, может быть, я уже дембель, но помню строй: надо встать, надо быть, надо сделать. И лишних вопросов не задавать. Иногда приходит отчаяние оттого, что устал, что тебе уже все неинтересно, а надо дойти до финала, и впереди еще много работы. Когда ко мне подходят и спрашивают: «Как поступить в театральный институт? Не поможете ли?», я отвечаю: «Нет». Потому что никому не советую идти в эту профессию. Потому что, если я кого-то подтолкну, а у меня были такие случаи, я - в ответе. Если сам прорвался, сам прогрыз — сам виноват.
Пафос профессии
Вдохновение либо есть, либо его нет. Какими арифметическими способами вдохновение добывается — даже не собираюсь формулировать. Пафос профессии в том, что каждый раз надо доказывать свою состоятельность. Скидывать на то, что сегодня не было вдохновения, как-то не получается. Многими вещами приходится жертвовать ради профессии. Вот я, молодой человек и все свое лучшее время отдаю репетициям, перелетам, съемкам. Это же время можно было потратить на что-то другое, может быть, более веселое, радостное. Другие ребята, наверное, более правы в своем отдыхе, в своих, на первый взгляд, пустых забавах. И самое комфортное для меня время — когда есть возможность хотя бы ненадолго отделиться от профессии.
Не примеряю успех…
Я себя не пиарю. Этим отличаюсь от некоторых коллег. Не пиарю того, что сделано, и того, что не сделано. Потому что считаю, что это не путь человека, занимающегося искусством, творчеством или изучением творческой профессии.
Я ни разу ни в одном интервью, в том числе с вами, не произносил слово «успех». Не примеряю это слово на себя. А меня все время пытаются натолкнуть на разговор об успехе, а я и слышать об этом не хочу. Успех… Да вы поставьте мне на стол бутылку шампанского, скажите спасибо и… до свидания! И больше не подходите! Я не самовлюбленный идиот и надеюсь, что достаточно хорошо понимаю все, что происходит. Есть много дураков, которые пользуются сиюминутным успехом и считают, что всего добились, что с их секундной славой можно рассуждать о превратностях мира, о профессии, разбирать ошибки других людей, учить их. Я понимаю, насколько все временно, непостоянно… Слава — как футбол: либо тебя поддерживают зрители, либо нет. В какие-то моменты такая поддержка помогает, в какие-то — даже мешает. Надо, наверное, просто ломать хребет, иначе потом затвердеет, и, может быть, уже и не захочется ломать.
Обострение восприятия
Каждая новая роль — экзамен, который я сдаю самому себе. Потом родным и друзьям. Всегда работает внутренняя планочка, от нее и «пляшу». Получилось? Не получилось? Говорю себе: «Так не годится, я сегодня сделал то, что уже делал, что уже умею, надо искать, надо, надо». Хочется в каждом спектакле хотя бы на секундочку вскрыть что-то новое, пускай это будет незначительная интонация, но партнер всегда ее услышит и отыграет.
Самым большим испытанием на прочность был «Гамлет» — в форме литературно-музыкальной композиции на музыку Чайковского. Дирижировал Российским национальным оркестром Владимир Юровский, а я читал разного Шекспира — тексты Гамлета, Полония, Клавдия... Офелии.
Я решил, что такую программу читать по бумажке некрасиво, и выучил весь текст, хотя этого не требовалось. Тогда и убедился — лучшие таблетки для памяти — стихи. Педагоги, у которых я учился, направили меня по верной дорожке, заложив очень важное качество — неустанное желание учиться. Не прямом смысле — обучение, а в обострении восприятия к чему-то живому, новому, интересному, которое, к счастью, сих пор не притупилось.
Любить, быть любимым — оба состояния имеют для меня огромное значение. Быть только любимым когда-то надоедает, и тому, чтобы любить, приходит предел. Нельзя отказываться ни от одного, ни от другого. Что приходит — с тем и жить. И то и другое — самые главные составляющие нашей жизни. Пускай в отдельный период они не совпадают, догоняют друг друга, обгоняют, меняются местами. Это и есть то, что нас будоражит... Любовь — волнующее чувство…
P. S. Думаете, наш разговор получился? Ведь oн очень зависим и от времени суток, и от погоды. А погода — не очень, и через час мне Клавдия играть… Знаете, какую фразу я чаще всего повторяю? «Буратино, ты сам себе враг!».
Пресса Два по 125, Эсфирь Штейнбок, Коммерсантъ, 21.10.2023 Контрабас, Ольга Фукс, Exclusive, № 2, 05.2014 Петушиные бои, Кристина Матвиенко, Петербургский театральный журнал, № 43, 2006 | |
