Имена

Дмитрий Крымов. Памяти Инны Соловьёвой

, 6.06.2024
Девять дней прошло с того дня, как не стало выдающегося историка театра Инны Натановны Соловьевой. Пронзительные слова прощания, которые были зачитаны 3 июня на гражданской панихиде в МХТ имени Чехова, сказал Дмитрий Крымов. «Театрал» полностью публикует этот текст.

– Я не знаю, как начать, и как продолжить, и как закончить. Я прослушал несколько записей, которые я сделал как-то пару лет назад по телефону, когда мы говорили или я был у Инны в гостях. Они все начинались одинаково. Я говорил: «Инна, это я». Она говорила: «Это кто? Димочка? Анатольевич?»

Вот я хочу, не знаю, сейчас сказать: «Инна, это я, здравствуйте. Мне без вас очень тоскливо, я скучаю по вам, очень одиноко, мне ужасно вас не хватает. Вот вы часто спрашивали: „А ты будешь меня любить все время?“ – Буду. Буду. Буду. Честное слово, буду. И любить, и испытывать сосущее чувство вашего отсутствия, возможности вам позвонить. Я буду разговаривать с вами, я буду рассказывать вам, как у меня дела. Вы обычно спрашивали очень подробно. Но мне не будет хватать ваших ответов, которые уводили в какие-то гущи, чащи, какие-то… Я как-то…

Это я хочу вам всем сказать… Когда я набрал свой последний курс, вот который я сейчас закончил, это было четыре года назад или четыре с половиной, я решил их познакомить с Инной Натановной. И я так сделал, когда мы были в Портретном фойе МХТ, вот где вы сейчас все сидите, где Инна сейчас лежит. И я связался с ней по телефону, договорившись с ней, что если я не буду знать про какой-то портрет, а я им хотел очень рассказать историю МХАТа, как я ее знаю – по этим лицам, то я ей позвоню, и она скажет то, что она знает про этих людей, а знала-то она всё. И я так и сделал. И на каком-то портрете – я уже сейчас не помню, на каком – я заткнулся, замкнулся, затыкнулся и позвонил ей. По-моему, это была Книппер, я не знаю. Я тоже знал что-то про Книппер, но я хотел, чтобы она рассказала. Короче говоря, она начала рассказывать, не о Книппер, она начала рассказывать, как в раю росло дерево познания, она начала рассказывать про устройство рая. Это было очень долго, это было минут 40, вы не представляете… Я, честно говоря, со страхом смотрел на моих первокурсников: что они обо мне думают? И главное, что они думают про Инну, которую я хотел им подарить? Что какая-то сумасшедшая, которую спросили про Книппер, рассказывает про рай? И вы знаете, через 40 минут я начал распрямляться, во мне было такое чувство гордости, что у меня такая… чуть не сказал подруга. Ну, подруга. (Она одно время все время просила меня назвать на „ты“ ее. Я не смог преодолеть эту ступень). Что у меня такая есть знакомая, моя подруга, которую я им хочу подарить. У меня это слилось всё. Я понял, что историю МХАТа можно рассказывать с истории рая, и с истории Адама и Евы, и как это все во имя добра существовало. Она, по-моему, даже не перешла к Книппер, но я понял вообще конструкцию мира.

Надо сказать, что, о чем бы с ней ни заговорить – Инна, простите, пожалуйста, что я говорю о вас в третьем лице, при том что вы здесь. Я хочу и с вами поговорить, просто даже в таком виде, в котором вы сейчас находитесь. Ну кроме того, что я скучаю и тоскую и у меня ком в горле, я вряд смогу сейчас что-то толковое сказать. Лучше я одну штуку скажу. Вот все говорят, что вы много знали, ну это понятно, это сейчас всем понятно, и все об этом говорят, но вы знаете, вот есть понятие, вот я как-то читал книжку про мир. Не мир в смысле война и мир, а мир как целое. Я читал, читал, я как-то никогда в голове не держал это понятие – мир как целое. Вот она, Инна Натановна, обладала этим качеством. С ней можно заговорить про всё что угодно, про любой маленький объект, любую маленькую тему. Маленьких тем не бывает. Они ведут на втором, на третьем шаге к пониманию мироздания. Мы с ней вот… – Инна, здрасте, это я. – Димочка? И я что-то такое говорил. И дальше пошло-поехало… А получался мир. Мир. И это так важно, это так крупно. Это такой потрясающий взгляд на мироздание, на человечество, на вообще смысл нашего существования. Нет отдельных вещей, нет отдельных спектаклей, нет отдельных актеров, персоналий и поступков. Это всё часть мира, которая или во благо, или во вред, или между, или как-то связано. Это такой GPS. Разговаривая с ней, ты понимал, где ты находишься, и что такое вокруг тебя и во имя чего это все существует. Не даром она все время сползала в разговоре на космос. Как ходят облака? Это лермонтовское стихотворение „Хоры стройные светил“, ее почему-то очень беспокоило. Как они ходят? Как они ходят, эти облака?

Вот этот разговор, который Сережа Николаевич упоминает в своем тексте про „Современник“, это я с ней говорил, и он в четыре раза больше или в пять раз, чем то, что осталось для выставки в „Современнике“. И вот эта история „Современника“, связанная с этими хОрами или хорАми стройными светил, что такие времена, когда вдруг почему-то становится теплее. Почему теплее, что такое Россия? Голова кружится!… Я вышел зареванный. Инна, моя жена, на меня смотрела на кухне, там кто-то еще был у нас… А, Леша Трегубов, собственно, который эту выставку делал. Они на меня смотрели, как на какого-то сумасшедшего. Я вышел просто весь в слезах, просто буквально в слезах. Это было мироздание. Она обладала этим чудесным, чудесным философским качеством очень крупных людей. Я таких знал в жизни ну два-три человека. О чем бы ни заговорить, о супе, который ты ешь, и это превращается на третьем шаге в мироздание. Этот суп начинает вращаться как планета вместе с Юпитером, Сатурном, Венерой, и это все ты видишь и вправо далеко, и влево далеко, и понимаешь вообще, что ты не просто ешь суп, а ты где-то ешь суп и зачем-то ты ешь суп.

О господи боже мой, я не могу сейчас долго говорить вообще, но я просто, ну я, Инна, я просто без вас буду очень-очень мучиться. И любить. Что призываю делать и всех присутствующих. И всех отсутствующих. Спасибо вам. Вот буквально – вечная память. И пусть земля вам будет пухом. И вы у меня в сердце навсегда как связующее звено какой-то Атлантиды, которая с вашим отсутствием ушла под воду почти уже вся, и просто как вы лично. Вы очень красивы. Я вас сейчас не вижу, но думаю, что и сейчас тоже. Вы даже в старости были очень-очень красивы, потому что содержание в вас было очень сильное. И вообще просто красивы. И как женщина тоже, и, вообще, как персонаж какой-то в моей жизни. Ну вот, до свидания. Ваш Дима.

Публикация в журнале „Театрал“
Пресса
«Побредём ещё, Петрович. ..». Памяти Инны Соловьёвой, Анатолий Смелянский, Петербургский театральный журнал, 3.06.2024
Человек-институция, Коммерсантъ, 30.05.2024
«Выход хорошей книги — это общий праздник», Софья Малинникова, Театрал, 13.04.2024
Видение «Чайки», Нина Суслович, журнал «Камергерский, 3», 16.11.2020
Сергей Женовач возглавил МХТ имени Чехова, видеосюжет телеканала «Культура», 23.04.2018
В МХТ имени Чехова раздали золотые «Чайки», Зоя Игумнова, Известия, 27.10.2017
Опубликована переписка двух любимых женщин Чехова, Алексей Бартошевич, Московский комсомолец, 20.01.2017
«Театральный роман» в семи экземплярах, Зоя Игумнова, Известия, 9.12.2016
Что движет светилами, Марина Токарева, Новая газета, 24.10.2016
Пазл из слоновой кости, Ольга Федянина, Коммерсантъ, 22.07.2016