Нил Саймон знает, что делает, когда пишет для театра. В нем нет стремления воспарить в межзвездные выси, драматург уверенной рукой создает сюжеты коммерческих мелодрам на среднего зрителя — такое сложилось о нем мнение. Из пяти названий, привезенных театром-студией под руководством Олега Табакова, два принадлежат перу американского драматурга. Ого. Многовато: видно, рассчитано на кассовый успех, на участие звезд, таких, как сам Табаков. Первый спектакль, «Я хочу сниматься в кино», такое мнение укрепил, второй, «Билокси-блюз», опроверг. Но была и еще одна проблема, ее ни первый, ни второй спектакль не решил. К ней мы вернемся, подумав сначала, что и как сказали нам драматург и театр в конкретных спектаклях?
?«Кино» — спектакль комфортный, и для всех — актеров и зрителей. «Билокси-блюз» дискомфортен, ему сопротивляешься. Неприятно это ржавое пространство, в котором «играют» одни кровати, становясь то нарами в казарме, то поездом, то постелями в солдатском борделе (художник А. Боровский). Неприятен грубый физиологизм разговоров, коробит пьяный сержант, когда виски течет у него по бороде, он захлебывается им и чуть ли не блюет. А что только не происходит в казарме: сержант Мервин (В. Машков) издевается над новобранцами, и все они для нас предмет жалости. Как дружны эти ребята поначалу, как обаятельны, как им плохо, и нам тоже плохо — от того, что им плохо. И еще эта эстетика жестокости — свисающие на длинных шнурах фонари, тусклый их свет — кругом не знающее жалости железо.
Что движет действие? Не интрига, не загадка. Чуть-чуть меняется ракурс, и вот уже солдаты вовсе не так едины, у них свои конфликты. Один из них нашел и прочитал чужой дневник, они могут жестоко травить еврея Эпштейна. Зло — в нас самих, изживая его, люди причиняют боль себе и другим. Не столько характеры, сколько проблемы предложено нам постигнуть в спектакле «Билоки-блюз». А проблема — это всегда мучительно, но не всегда разрешимо. Это раздражает нас, смотрящих на сцену, но постепенно, через преодоление, спектакль «забирает», приходит понимание единственной необходимости раздражителей «тычков». Удивительно, как проблематика в спектакле неразрывно связана с его эстетикой, жесткой и колючей,когда «ответ один — отказ» на все безумства войны, казармы, дедовщины, душевного скотства.
Поиск человеческого в себе длится всю жизнь. Сержант Мервин уходит со сцены не монстром, что-то осознав, в чем-то упорствуя. Уходят ребята в войну, смерть, исчезновение, небытие. И так хочется написать банальность: мы полюбили их. Но возникает нечто другое.
Ощущение, которое дает спектакль, — беспокойство, раздвоенность, тревожащие мысли о том, что добрые человеческие черты бывают неотрывны от злых, жестоких, отталкивающих. Мы поняли: этого и добивался режиссер О. Табаков. А еще он не использовал ни единого приема вне актеров, что позволило им играть заразительно и как-то очень заинтересованно.
Два лица Нила Саймана оказались двумя ликами одного и того же театра: одно требует комфорта и удовольствия, другое жить не может без волнений и перемен. Это еще и к вопросу о проблеме, которую театр не решил. Студия — всегда поиск. «Билокси-блюз» в большей степени, «Я хочу сниматься в кино» — в меньшей. «Как мир меняется, и как я сам меняюсь», — сказал поэт. Думается, что следующий шаг на театральном пути студии Олега Табакова — открытие новых сценических выразительных средств.
