Из русских писателей первой величины наихудшую репутацию имеет, вероятно, Максим Горький — буревестник революции, основоположник соцреализма, певец Беломорканала. Читателей, избегающих знакомства с ним, понять вполне можно. Именно поэтому, откликаясь на спектакль по пьесе Горького, первым делом хочется втолковать: послушайте, ведь он же замечательный драматург! Среди современников — второй после Чехова (с которым боролся и у которого учился) и вдобавок тревожаще-актуальный.
«Последние» — пьеса мрачная, написанная с зоркой ненавистью. Ее можно было бы назвать безжалостной — если бы не страх смерти, рвущийся наружу и требующий сострадания. Половина персонаже — законченные негодяи, вторая половина — несчастные, немощные, искалеченные люди. Сказать, о чем пьеса, можно в двух словах: об отравлении подлостью. О том, как в доме сгущаются ложь и злоба; жизнь становится непереносимой: нужно остервениться, сломаться, спиться, а честнее всего — умереть. О том, как душевная нечистота утверждается в правах и отменяет будущее. В финале «Последних» мать на коленях просит у пятерых детей прощения за то, что их родила: трое ее не прощают, двое — просто не понимают, что это она так раскривлялась.
Небольшую сцену Театра-Студии п/р О. Табакова художник Март Китаев перенасытил тем, что раньше называлось «брик-а-брак» (старье, хлам), а теперь стало антиквариатом для бедных. Какие-то эстампы, графины, чернильные приборы, оленьи рога, самовар, почему-то повешенный на стену, — все криво и случайно, все не на своем месте. Об уюте нет и речи: это не жилье, а дешевая комиссионная лавка. Вещи выглядят так, будто их хозяева уже умерли.
Умирает в буквальном смысле только больной и уставший от надрывной жизни Яков Коломийцев (Евгений Киндинов), на деньги которого семья и жила. Но обреченность стоит в воздухе этого дома — хоть топор вешай. Одна из главных тем в работе режиссера Адольфа Шапиро — тема заразительного зла. Деля жизнь с подлецами, можно им не уподобиться, если хватит сил, но сохранить живую душу — почти невозможно.
Вторая тема, режиссеру важная, — способы, которыми низость себя оправдывает. Не каждому же дано быть спокойным, деловитым мерзавцем- таким, как ясноглазый доктор Лещ (Сергей Беляев), твердо знающий, что ради выгоды нельзя гнушаться ничем — да и с какой бы стати?
Саамы простой способ — давить, наседать, орать, глушить в себе остатки стыда. Так живет Александр Коломийцев, экспансивно и лаконично сыгранный Андреем Смоляковым. Отец его, Иван, бывший полицмейстер, устроился изобретательнее. Сын знает, что его ненавидят, и спокойно соглашается с этим: есть за что. Отец требует к себе любви и уважения.
Иван Коломийцев — лучшая из последних ролей Олега Табакова. Превосходный актер, в 90-е годы больших удач не имевший, нашел, наконец, новое амплуа: «отвратительный резонер». Табаков играет человека не только насквозь фальшивого, но упивающегося фальшью. Он чувствует себя мудрым отцом семейства и спасителем отечества — ну как не любить такого! О своих многочисленных низостях он не вспоминает никогда, а если напомнят — горестно подожмет губу: какой же ты злой человек! Но, может, по полицейской привычке, и руку за спину заломить: молчи, жена, больнее будет.
Дочерям Ивана Коломийцева Горький угрюмо дал имена, опровергаемые характером и сюжетом: Вера Коломийцева (Марианна Шульц) — восторженная дура, Надежда (Надежда Тимохина) — жадная самка, Любовь (Марина Зудина) — злобная горбунья. Мать их, естественно, зовут Софьей.
Софью Коломийцеву играет Ольга Яковлева. Играет бесстрашно и превосходно. Актерская лейттема Яковлевой — тема переживания несвободы, всегда пламенного и всегда изумительно женственного, — зазвучала в новых тонах и с новой силой. В «Последних» героиню Яковлевой пожирает бесцветное пламя, все чувства уже выжегшее, кроме чувства долга и тоски. Она знает, что все погибло, и старается жить с этим знанием так, чтобы другим не стало еще больнее.
Назвать «Последних» спектаклем-предостережением было бы наивно, счесть диагнозом — страшно. Останемся со сказанным: даже если сделать ничего нельзя, можно не усугублять боль. Это хороший совет, не позволяющий впадать в отчаяние и губить душу.
