«Одно могу сказать в свое оправдание — пьеса хорошая», — сказал, откупорив шампанского бутылку, Олег Павлович Табаков после того, как отгремели аплодисменты премьеры «На всякого мудреца довольно простоты».
«Мудрец» — так в театральном просторечии называют эту пьесу — во все времена будоражил фантазию режиссеров, которые решали эту островскую головоломку по-разному: от бытовой комедии и французского водевиля до циркового представления. Олег Табаков, не мудрствуя лукаво, отдал пьесу на откуп своим ярким артистам, не подстригая их органичное буйное цветение сколько-нибудь заметными ножницами режиссерского замысла. Правда, знаменитый художник Давид Боровский придал этому цветнику облик стилистического единства, оформив действо в стиле старинных коричневатых фотографий, которые снимались с магниевой вспышкой и через столетие донесли до нас аромат эпохи. Артисты в этом интерьере выглядят, как туристы из современности, которые просовывают лица в прорезанные дырочки, фотографируясь в антураже чужой эпохи. Хотя похожего все-таки много. И всем нам знакомо, как торгуют умом, как пролезают во власть, не брезгуя ничем, как клянут перемены, которые заставляют «приспосабливаться» даже самых закоренелых консерваторов. Хотя сознание и «либералов», и «консерваторов» выросло из прошлого, сохранив всю его дурную наследственность. Как формула «если ты такой умный, почему же ты такой бедный» не дет покоя молодой честолюбивой душе, и она, душа то есть, отбросив «ложный стыд», вступает на циничный путь лицемерия, откуда возврата нет. Как здорово ложится и на то, и на наше время заигранная уже цитата «Бывали хуже времена, но не было подлей».
В благополучный театр Табакова, как бабочки на свет, слетаются актеры из других театров: Наталья Кочетова (мать Глумова) из Театра армии, Елена Захарова (турусинская племянница Маша) из театра Луны. Уже вторую роль в табакерке играет мхатовец Евгений Киндинов. Правда, к его Крутицкому как-то не очень подходит авторское определение «старик, очень важный господин» — и не старик он, и не так уж он важен. И несмотря на полную дурь его «прожектов», в своеобразном понимании людей ему не откажешь, ведь именно Крутицкий почувствовал, кто такой Глумов. И Евгений Киндинов, посмаковав все комичные возможности, отпущенные ему Островским, и проигнорировав ужас маразма, который навевает его персонаж, делает эту догадку кульминацией своей роли: выдержав классическую мхатовскую паузу и заговорщицки подмигнув залу, Крутицкий определяет сущность молодого героя своего времени — «подленок».
В традиционно качественно актерском ансамбле на этот раз выигрывают те, кто чувствует фантасмагорию в быте и заостряет ее. Это самодурка Манефа (Лейла Ашрафова), заполошная Турусина (Ольга Блок-Миримская), до приторности сладкий либерал Городулин (Виталий Егоров) и, конечно, любовный дуэт Глумов — Мамаева. Стремительный Сергей Безруков словно сам пугается того. С какой скоростью вызревает в нем подлец, но его авантюрное нутро гонит его все быстрее. Марина Зудина почти бредит «милым молодым человеком», которого ей предстоит опекать, да так, что ее эротический жар опаляет даже последние ряды.
И всем-то хорошо табаковский «Мудрец» — и костюмчик к лицу, и лицом вышел — не придраться. Только нет в нем чего-то самого главного: того, что не обязательно должно быть видно глазу, но чье отсутствие всегда заметно. То ли ритма, то ли сквозной мелодии (в театральном смысле, с музыкальным-то все в порядке, в нужные моменты звучит Моцарт, который и в обработке Бориса Смирного Моцарт). То ли авторской интонации, которая остается в сознании и после того, как вернешься домой, и делает премьеру чем-то большим, нежели новая страничка в репертуаре.
