Такую реплику в начале века минувшего выдал грибоедовский Репетилов, чем основательно шокировал еще не остывшую от «просветительства» Москву. Ум же, как известно, был тогда мерилом всех мерил, в том числе и синонимом добропорядочного поведения. Но проходит всего лишь несколько десятилетий, и «свежие мозги», с легкой руки Островского, бойко пошли с торгов, оптом и в розницу. Молодой человек Егор Дмитрич Глумов подал блестящий пример «разумной» коммерции, последователи которой и по сей день процветают.
Олегу Табакову комедия «На всякого мудреца довольно простоты» показалась весьма животрепещущей, и даже в мировом масштабе. Не случайно он уже опробовал ее в Германии, и с американскими студийцами. Теперь же вернулся в родные пенаты и создал очередную версию на сцене собственной «Табакерки».
Кстати, припомнив всех виденных прежде «Мудрецов» (а им несть числа), нельзя не порадоваться тому, что известные герои наконец-то изрядно помолодели. А это, между прочим, не только эстетически привлекательно, но и возвращает комедии ее изначальный смысл. Ведь одно дело, когда пуститься во все тяжкие решает умудренный и разочарованный жизнью человек, другое — если с этого стартуют. Тут, быть может, меньше смеха, зато перспективы — ох, какие. Прямо скажем, страшноватенькие.
Хотя, кажется, Табаков их не убоялся, чего и нам, зрителям, пожелал. Более того, все эти циничные «торговые операции» воспринимаются им вполне спокойно и даже обыденно. Они здесь почти доведены до автоматизма. Молодые же актеры азартно «представляют», забавляясь игрой и не слишком-то вникая в психологические подтексты, которых здесь как бы и нет вовсе. Сарказм же сведен к легкой иронии, что замечательно демонстрирует забавная аранжировка Б. Смирновым 40-й симфонии Моцарта, задающая «атмосферный» настрой — то томный вальс, то жгучее танго.
Впрочем, в одном из недавних интервью Табаков назвал себя не режиссером, а как раз «руководителем игры», что предполагает не столько жесткую постановочную концепцию, сколько предоставление актерам безграничной свободы. Так оно и вышло, хотя прекрасно видно, что над актерским рисунком изрядно потрудился мастер-педагог. Как виден и ощутимый налет «студенческой» недисциплинированности. Искомая цельность порой дробилась на множество мелких частностей, не всегда складывающихся в общую картину. Так, например, С. Безруков в главной роли был азартен и темпераментен, но сыграл, кажется, массу разных персонажей — от Молчалина до Чацкого, не всегда сводимых к общему знаменателю. Бросался на колени перед томимой страстью Клеопатрой Львовной — М. Зудиной, лебезил перед дядюшкой-златоустом — М. Хомяковым, восторженно внимал громогласно декламирующему Крутицкому — Е. Киндинову, был почти на равных с «демократом» Городулиным, стильно-акварельно сыгранным В. Егоровым.
Вокруг же гулял, интриговал и забавлялся пестрый мир Островского. Суетилась маменька — Н. Кочетова, весело ханжила «московская барынька» Турусина — О. Блок-Миримская, нетерпеливо топала ножкой засидевшаяся в невестах Машенька — Е. Захарова, эстрадно «цыганила» Манефа — Л. Ашрафова, ворожила гадалка (блестящая миниатюра Н. Журавлевой). В общем, жизнь шла своим чередом. Такой и осталась, тихо и мирно, лишь с небольшим «скандальчиком» вобрав в себя и Глумова. Мораль? Проста, как известная присказка Карлссона: «пустяки, дело житейское»…
