Сергей Александрович Найденов

Имена

(14.9.1868, Казань — 5.12.1922, Ялта)

Настоящая фамилия Алексеев.

Драматург.
Для Художественного театра он был притягателен как человек круга Горького, как пришедший следом за ним вестник из малообследованных социальных миров. Найденов рос в патриархальном купеческом доме в Казани; против воли семьи поступил в Филармоническое училище; увлекшись толстовством, оставил сцену ради труда на хуторе, затем неудачно занялся коммерцией, служил артельщиком, страховым агентом и пр. В 32 года затворился в дешевых номерах, положив себе за год стать драматургом, а в случае неудачи — умереть. В 1901 г. появились “Дети Ванюшина”. Успех пьесы в театре Корша ввел Найденова в круг ведущих деятелей культуры: он был приглашен Горьким в сборники “Знание”, сдружился с Буниным; Чехов сожалел, что МХТ не оценил в должной мере его драматургии: “В нынешних пьесах, которые приходится читать, автора нет, точно все они изготовляются на одной и той же фабрике, одною машиною, в найденовских же пьесах автор есть”.
Личность автора сквозит не только потому, что взят материал из собственной жизни: распад дома и самоубийство отца в “Детях Ванюшина”, занятия артельщиков в “Богатом человеке” (1903), одинокость в перенаселенных номерах (“№ 13”, 1903). В бытовой драме Найденов более, чем кто-либо до него, лирически сближается с изображаемым; он близок к экспрессионистскому нервному самораскрытию, которое вскоре даст Леонид Андреев.
Художественный театр, упустивший “Детей Ванюшина”, с 1902 г. вел с Найденовым переговоры об его пьесе “Жильцы”; ее, однако, не поставили, как не поставили и “Авдотьину жизнь”, спор о которой в 1904 г. резко обострил отношения с авто¬ром (тогда же МХТ вошел в конфликт с Горьким из-за “Дачников”, и тот вовлек Найденова в планы нового театра, где объединились бы “знаньевцы” и близкие к ним по ориентации актеры МХТ). В январе 1905 г. в один вечер с пьесой другого “знаньевца”, Е. Н. Чирикова, сыграли пьесу Н. “Блудный сын” (“Кто он?”), где Качалов должен был воплотить смутно набросанную, нарочито неясную фигуру Максима Коптева — то ли изверившегося в себе революционера, то ли просто мота и неудачника, “человека без положения”, через силу, поневоле возвращающегося из странствий домой. В сезоне 1906/07 г. прошли “Стены”, варьировавшие тот же мотив неудачного возвращения и обреченного побега — Немирович-Данченко ее ждал, говорил, что на Найденова рассчитывает, хотя бы он написал и слабую пьесу; в работах этого драматурга он дорожил и чуткостью к пульсу современной русской жизни, и магнетизмом авторского присутствия. Но как и “Блудный сын”, “Стены” не стали событием — ни гражданским, ни эстетическим. Может быть, беда была в том, что в гражданскую сторону спектакль слишком потянули; может быть, рядом с открытым и вызывающим стилевым переворотом “Драмы жизни” и “Жизни Человека” потаенный экспрессионизм “Стен”, их нервная человечность “не смотрелись”; может быть, артисты были холодны, чувствуя, что драматург уже пережил свой пик (в “Блудном сыне” кроме Качалова были заняты М. Н. Германова — Лидия, В. Ф. Грибунин — Степан Коптев, Н. С. Бутова и М. П. Лилина — его жена Надежда Михайловна, Л. А. Косминская — его сестра Маша, Е. М. Раевская — его мать; в “Стенах” также участвовали лучшие силы труппы: Кастьянова играл И. М. Москвин, его жену — М. Г. Савицкая, их дочь — Л. А. Косминская, Федора Копейкина — В. И. Качалов, Артамона Суслова — В. Ф. Грибунин, его отца — А. Р. Артем, Матрёшу — М. П. Лилина и В. В. Барановская, Лизу — Н. С. Бутова, Осокина — В. В. Лужский).
В противоположность Чирикову, который после премьеры “Ивана Мироныча” упорно не хотел замечать холодность театра к его писаниям, Найденов ничего больше в МХТ не направлял. Другие театры — Малый, Александринский, театр Незлобина — ставили его новые пьесы охотно, но они растворялись в потоке средней драматургии. Позднейшие сочинения Найденова остались в архиве.

И. Соловьева